Мужская работа
В нашей большой семье все мужчины были крупными, красивыми и работящими. Женщины любили их и очень берегли, потому что хотели жить, как за каменной стеной.
Только стеной приходилось вставать им самим, потому что мужья, рожденные для простой крестьянской работы, спасающей семьи от невзгод и голода, один за другим уходили защищать Родину, оставляя ребятишек на слабые женские руки и на сиротство.
В прошлом столетии войн было так много, что мужчины не успевали отдохнуть от одной, как начиналась следующая.
Степан Петрович
Мой дед Степан Петрович прошел три войны. Сначала это была гражданская бойня, о которой он не любил вспоминать. Говорил, что служил в Чапаевской дивизии, хотя легендарного советского полководца видеть как-то не довелось. Воевали недалеко от дома, так что иногда удавалось навестить семью. Молоденькая жена уговорила не ходить больше на войну, а скрываться до лучших времен в подполье, как это делали многие мужики в самарских деревнях. Степан, тогда он еще был Степаном и даже Степкой, поддался уговорам Анюты и просидел сутки в темном укрытии. А когда наступил новый день, вышел во двор, запряг лошадь и приказал жене везти себя на эту проклятую войну. Так и воевал, пока не распустили солдат по домам.
Он был неразговорчивым, все больше молчал, но раньше многих понял, что на Поволжье навалится голод. Догадавшись, что в родной деревне от него ни за что не спастись, повез семью на Украину. Там его снова призвали в армию. Пока где-то воевал, родилась первая дочка, а потом сын. Жили на чужбине трудно, но не голодали. Через несколько лет голод добрался и до Украины. Закончив спасать Родину, Степан Петрович бросился спасать семью — в те годы все ехали в поисках хлеба в Среднюю Азию. Поехали и они. По теплушкам, по станциям добирались несколько месяцев до хлебных мест, где и остались на несколько лет. Их не сгубил голод, но когда совсем уж стало невмочь от басмачей, на карте нашел Сибирь — суровый край, где, говорят, было поспокойнее.
Так привез Степан Петрович мою маму в Тюменскую область, откуда семья уже не выбралась в родные места. В трудные минуты бабушка причитала, что Расеи им теперь не видать, так и помрут в Сибири. Она угадала свою судьбу. Пока устраивались, пока утрясались с хозяйством, пришла моему деду новая повестка — на Финскую войну. Уж не знаю, как он воевал на лыжах, только позднее вспоминал, что именно лыжи, а не винтовку осваивал с большим трудом. Был ранен, лечился в госпитале, оттуда прямиком был направлен на большую войну — Великую Отечественную, которую прошел от первого до последнего разорвавшегося снаряда.
С войны да в тюрьму
Степану Петровичу было за сорок, только потому и выжил, что по возрасту служил при каком-то большом начальнике. Без ранений не обошлось, но домой не отпускали. Подлечат - и снова на войну. Видно, не мог обойтись тот военный начальник без моего деда?
Вконец обносившаяся и оголодавшая семья встретила своего защитника с надеждой: может, вывезет из Сибири в тепло. Повидав белый свет во всем его многообразии, дед решил с места больше не двигаться, а налаживать жизнь в самом отдаленном углу земли, за которым, семье казалось, одно только и есть — край ее. Деревня, которой руководил после войны Степан Петрович, называлась Степашка. Уже позднее мы поняли, кто там жил — все репрессированные. Немцы, молдаване, евреи, латыши, бывшие пленные русские. Дед исправно управлял этим хозяйством, пока однажды его не арестовали. За мешок отходов от зерна, который кому-то продал кладовщик, их обоих упекли в тюрьму. Деду дали шесть лет.
Помню его возвращение после смерти вождя всех народов товарища Сталина. Степана Петровича встречали всей деревней у леса. Он шел пешком, на спине рюкзак, в руках деревянный ящик. Обут в высокие шнурованные ботинки — американский трофей, единственное, что осталось на память о последней войне, не считая орденов и медалей. Но в те времена их за ценность не считали, давали играть ребятишкам.
Дед еще успел построить для семьи дом, но активным трудом на советское хозяйство больше не занимался, называя себя пенсионером. Много читал и мечтал о том, что кто-нибудь из большой семьи напишет книгу о его жизни. Ему казалось, что в этом есть какой-то смысл. Очень надеялся, что мечту сможет осуществить младший сын, который блестяще учился. Однако мальчик трагически погиб. И вот этого испытания Степан Петрович уже не выдержал.
На деревенском кладбище два могильных холмика высятся рядом.
Григорий Федорович
Второго деда мы никогда не видели. В семье о нем не говорили, а если и вспоминали, то только шепотом. Григорий Федорович был старше Степана Петровича, потому ему пришлось воевать на фронтах Первой мировой войны, которая, как известно, проходила в 1914-1916 годах и плавно переросла в Социалистическую революцию. Весть о революции в сибирские деревни пришла с большим опозданием, зато Гражданская война коснулась каждой семьи. Да что там коснулась — ворвалась и опрокинула враз веками налаженный быт. Так же, как и в Поволжье, в Сибири забирали мужиков воевать. За кого? Вот в этом мало кто разбирался, и белых, и красных бабы боялись как огня. Никто крестьян не щадил, нужны были бойцы, лошади и еда. Когда же прокатилась по Сибири череда восстаний — их называли кулацкими мятежами — начались аресты.
Еще раньше семью Григория Федоровича раскулачили — он не хотел отдавать в колхоз свой скот, жена держалась за швейную машинку. Добро забрали, но в колхоз он все равно не пошел, работал плотником, а после от греха подальше сбежал ночью с семьей из родного села во вновь созданные сибирские же деревни. Как раз туда, где обосновалась после Ташкента семья Степана Петровича.
Но деды мои не встречались и друг друга не знали. Наверное, в конце концов сошлись бы, в близлежащих деревнях все знают друг друга.Только летом страшного 37-го за Григорием Федоровичем пришли. Посадили на телегу и куда-то увезли. Увезли навсегда. Больше ни жена, ни дети его не видели. Но ждали. Уже много позже к нам приходили какие-то люди, шепотом рассказывали о Магадане, о Колыме. Помню, как страдал отец, носивший клеймо сына врага народа, как переживал свое сиротство. По малолетству он на войну 1941-45 годов не попал, но старший сын Григория Федоровича Георгий Родину защищал. В конце 42-го его призвали в армию, а уже в июне 44-го пришла повестка о том, что он пропал без вести.
Два Георгия
Пропавших без вести двух мужчин нашей семьи долгие годы оплакивали две женщины — бабушка Акулина Яковлевна и молоденькая жена Георгия, вернее, его вдова — учительница Тася. Когда она приходила к нам, бабушка бросала все дела, они вставали перед портретом молодого человека в солдатской одежде и, обнявшись, рыдали. Молодая надеялась и ждала. Моя мудрая бабушка все знала наперед и, когда та, вторая, уходила, только вздыхала ей вслед, проговаривая всегда одно и то же слово: «Пройдет».Для нее самой ничего не прошло. И хотя умом понимала, что ни того, ни другого ее защитника давно уже нет в живых, крохотная надежда на встречу теплилась до самой смерти. Акулине Яковлевне не дано была узнать, что ее мужа и моего деда расстреляли как врага народа в том же 37-м году 2 сентября. Через два месяца после ареста. А она в ноябре возила ему передачи в Тобольск. Их принимали, давая жить надежде.
Совсем недавно мы узнали, где похоронены эти двое мужчин нашей семьи. Дед — в общей могиле в Ишиме - есть такой город в Тюменской области, а дядя Георгий - на Витебщине в Белоруссии. Мой отец в память о погибшем брате назвал своего младшего сына его именем. А может, это произошло и по другой причине. У учительницы Таси, которая в конце концов вышла замуж и очень счастливо, рождались только девочки. Поэтому, когда в нашей семье родился последний мальчик, она умолила-упросила родителей назвать его Георгием.
Второй Георгий нынче живет в Югре, по примеру всех мужчин нашей семьи отслужил в армии, имеет семью, построил большой дом, чтобы жить в нем вместе с семьями своих сыновей. Он много работает и тем защищает их от всех бед и напастей нынешнего нелегкого времени.
...А когда оно было легким, время, выпавшее на долю мужчин нашей страны?
Светлана Тарасова.