В Мегионе поставили спектакль по роману Нобелевского лауреата
Постановка «Время секонд хенд», по одноименному тексту Светланы Алексиевич, украсила репертуар Театра музыки.
Работа над спектаклем велась год и была закончена аккурат к концу февраля 2022 г. В минувшие выходные его показали снова. Поставил спектакль столичный режиссер Александр Баркар. Напомним, дружба и сотрудничество с Театром музыки у него начались много ранее. В прошлый раз они закончились спектаклем «Её», отвечающим на извечный вопрос: чего хотят женщины. На этот раз он замахнулся на новую высоту. Оригинальный текст Алексиевич, нашего современника, журналиста и писателя, вошел в цикл произведений, за которые в 2015 году автор получила Нобелевскую премию по литературе.
«Время секонд хенд» - это история, сотканная из личных свидетельств очевидцев перестройки. Документалистика самого текста не требует особого украшательства, однако, режиссеру удалось добавить громкости каждой исповеди, льющейся со сцены. Он изящно расставил акценты в нужных местах, а виртуозно исполненные актерами песни «звезд» девяностых, окончательно погрузили в происходящее. Пульсируя воспоминаниями, череда зарисовок и откровений героев тех лет, запустила в зрителях отголоски генетической памяти. В тех же, кто сам застал тот период – серию флэшбэков из детства и юности. Вместе с тем, спектакль о переменах в стране и хлынувшей тогда свободы, неожиданным образом попал в нерв времени настоящего.
Рифмуясь с нашим сегодня, тонкая параллель откровений тех лет, невольно обнажила острые углы и болевые точки. Но в этом и суть театра - показывать жизнь правдивую, зачастую говоря о том, о чем говорить сложно. В одном из своих манифестов режиссер Баркар как-то подчеркнул, что для него театр – это про «чувствовать», а не про «развеяться и отдохнуть». Хочется добавить, что это еще и про «думать». И «почти всегда это сложно, почти всегда неудобно, зачастую страшно и больно. Встреча с самим собой и жизнью в самых ее острых проявлениях» - это театр. И постановка «Время секонд хенд» действительно извлекает из каких-то глубин собственного бытия целую палитру всевозможных мыслей и чувств.
Что мы знаем о перестройке? Одни тогда до безобразия обеднели, другие наоборот. Русская интеллигенция выживала, как могла, став поколением внутренней эмиграции. Люди были пьяны от свободы, но не были к ней готовы. Сейчас, рефлексируя, многие современные мыслители спрашивают себя: что мы сделали с этой свободой? В постановке озвучиваются и другие, не менее животрепещущие вопросы, ответить на которые каждый для себя сможет сам.
Я помню это время, мое детство. Бывало где-то страшно за родителей. Но все это происходило как в игре, ты не придавал этому особого значения. Тогда все так жили. Сейчас всплывают отголоски тех дней, - рассказывает Владимир Кылосов, актер театра музыки. – Вообще, когда мы проживаем какое-то время – оно размывается. Эта же история сконцентрирована на конкретных моментах.
Была наслышана о спектакле и подготовлена, - говорит Наталья Дзюба, постоянная зрительница театра. – Исторически все тут разложено по полочкам, но в моей жизни много из этого не было. Страна тогда выходила из запределья запретов. Право голоса, которое было дано, мы о нем просто не помышляли. В центральной полосе России, наверное, да, там было больше политических подоплек. На севере же, другой был народ, другие проблемы. Люди работали и работали, жили дружно. С точки зрения человеческого общения это был какой-то совершенно другой мир.
Мне бы хотелось сказать спасибо театру за то, что он дал возможность новому поколению, а я именно новое поколение, увидеть, как жили мои родители, - поделилась своими впечатлениями семнадцатилетняя Злата Пайль. - Самое главное, наверное, это то, что они показали - у каждого своя судьба и не всегда она простая.
Вереница откровений начинается с нити времени, которую распутывают актеры, сидя на тюках из лоскутков разноцветных материй. Поначалу, кажется, что голоса эти принадлежат до невозможности одинаковым людям. Вот они все в монохромного цвета одеждах восхваляют не рассыпавшуюся еще железную махину. Радуются, любят, живут. Преимущественно на кухнях. А потом случается рассинхрон, и страна, словно лоскутное одеяло пестрит всевозможными оттенками. Тюки трансформируются в трибуны. Дебаты архаики и модерна выдают порционно свою пропаганду каждому. Когда они замолкают, говорить начинают живые люди. Опьянев от воздуха свободы, они выкрикивают все, что наболело. А вместо микрофона – палка колбасы. Символично.
Вместе с тем, вызывает уважение не использование других очевидных штампов. То же лебединое озеро, вероятнее всего, добавило бы вульгарности постановке. А вот стена, стоящая фоном – может быть кремлевская, а может стена коммуналки или общаги, уместно отражает нерушимость, казалось бы, рухнувшей в одночасье системы. Этот статичный атрибут возвышался еще до излома истории. Устоял после. И будет, вероятней всего, стоять еще очень-очень долго. Но ведь было в том времени и хорошее, скажет кто-то. Было, без сомнений. И режиссер не забыл об этом. Постановка пропитана любовью, человечностью, искренностью и честностью. Только вот белое не взаимоисключает черное, одно не может искупить другое. Все это существует вместе в одной плоскости и только по-настоящему смелые духом, наверное, могут принять этот факт.
